1200 г.

Среди новых крестоносцев оказались Тибо, граф Шампанский и Луи, граф Блуа и Шартра, – оба родственники французского и английского королевских домов. Отец Тибо некогда сопутствовал Людовику VII во Втором крестовом походе, а старший брат был королем Иерусалимским; вассалами графа числились две с половиной тысячи рыцарей, брак же его с наследницей королевства Наваррского привел под его знамена множество воинов из-за Пиренеев. Граф Блуа и Шартра, потомок одного из вождей Первого крестового похода, возглавлял едва ли меньшую армию. Примеру этих двоих последовали многие, в том числе графы Сен-Поль, де Лиль, Дампьер, Монморанси, епископы Суассонский и Лангрский, Симон Монфорский, презревший ранее подписанное перемирие с Саладином, и Жоффруа Виллерадуэн, маршал Шампани, ставший летописцем будущего похода. От рыцарей и баронов Шампани не отстало дворянство Фландрии и Генегау. Главные вожди сложившегося ополчения объединились сначала в Суассоне, затем в Компьене и провозгласили своим начальником графа Тибо Шампанского; там же было решено, что крестоносная рать отправится в Палестину морем, и в связи с этим послали шесть уполномоченных договориться о кораблях с Венецианской республикой.

В конце XII – начале XIII века Венеция, давно вышедшая из подчинения Константинополю, переживала период расцвета. Подчинив себе города Истрии и Далмации, она обогнала своих соперниц – Геную и Пизу, стала подлинной царицей Адриатики и могла в любую минуту выставить флот из ста галер. Венецианцы не горели христианским рвением и в предшествующих Крестовых походах стремились лишь к получению максимальной выгоды; именно из этого исходили они, попеременно поддерживая то крестоносцев, то их врагов. Также обстояло дело и теперь, когда на просьбу лидеров нового похода они прежде всего стали подсчитывать реальную прибыль, которую может обеспечить участие в этом деле.

1201 г.

В то время во главе Венецианской республики стоял дож Энрико Дандоло, прославившийся своими реформами и мудростью правления. Хотя ему было более девяноста лет, никто не мог бы назвать его дряхлым [5] . С расчетливостью и бережливостью он соединял любовь к славе и родине, казалось, заимствуя нечто от рыцарской морали, характерной для его века. С жаром восхвалив задуманное предприятие, он пообещал доставить крестоносцам необходимые корабли и продовольствие, при условии уплаты восьмидесяти пяти тысяч марок серебра и уступки половины тех завоеваний, что будут сделаны на Востоке. Эти условия были утверждены правительственными советами Венеции и беспрекословно приняты уполномоченными западных князей. Текст договора был отправлен в Рим для утверждения папой; и покуда уполномоченные крестоносцев провозили этот драгоценный документ по Италии, к ним присоединились многочисленные жители Ломбардии и Пьемонта, дав обет идти в Святую землю во главе со своим вождем Бонифацием, маркизом Монферратским.

Между тем предполагаемый глава будущего похода, граф Тибо Шампанский, опасно заболел и вскоре после возвращения уполномоченных скончался. Стал вопрос о том, кто сможет его заменить. Граф де Бар и герцог Бургундский, которых князья последовательно пригласили их возглавить, оба отказались от этой чести. И тогда общий выбор пал на Бонифация Монферратского, брат которого некогда прославился обороной Тира. Бонифаций охотно согласился, прибыл в Суассон, где принял Крест из рук Фулька Нейского, после чего был торжественно провозглашен вождем Крестового похода.

1202 г.

Два года прошли с тех пор, как папа впервые повелел своим епископам проповедовать новый поход. За это время положение восточных христиан резко ухудшилось. В Рим шли новые жалобы и мольбы. Иннокентий III с еще большим жаром, чем прежде, возобновил свои призывы ко всем христианам Запада, требуя, чтобы благочестивое воинство ускорило переход от слов к делу, учитывая благоприятную ситуацию в Палестине. К сожалению, именно в это время папа потерял самого пламенного из своих эмиссаров: Фульк из Нейи внезапно занемог и умер в своем приходе. Это, впрочем, не ослабило энергию князей и рыцарей, которые с наступлением весны решились наконец покинуть свои жилища. Под предводительством Бонифация Монферратского их отряды через Бургундию и Альпы направились в Венецианскую республику, присоединяя к себе на пути воинов из Ломбардии, Пьемонта и Савойи, а также крестоносцев с берегов Рейна, выступавших под началом епископа Гальберштадтского и Мартина Липца, одного из помощников покойного Фулька.

Прибыв в Венецию, крестоносцы с почетом и радостью были встречены уполномоченными республики, объявившими, что флот собран и готов к отплытию; однако добрые чувства эти сильно потускнели, едва лишь венецианцы узнали, что прибывшие не в состоянии немедленно уплатить предусмотренную договором сумму. Дело в том, что многие вожди, вопреки подписанному ими соглашению, не влились в общий поток крестоносцев, а, видимо, рассчитывая сэкономить средства, двинулись в поход своими путями; в результате требуемых венецианцами денег Бонифацию собрать не удалось.

Эта неустойка погрузила крестоносцев в печаль, и не только потому, что их огорчило вероломство товарищей, но и потому, что ставилась под угрозу судьба всего предприятия. Бароны были слишком горды, чтобы просить венецианцев о перемене условий договора, да это, вероятно, ни к чему бы и не привело. Графы Фландрский, Блуа и Сен-Поль, а также сам руководитель похода, отдали все свои деньги и драгоценности, но этого все же оказалось мало: не хватило пятидесяти тысяч марок серебра. Стремясь выйти из тупика, но и не желая ничего терять, дож наметил хитрый выход: он предложил крестоносцам, чтобы те, в ожидании лучших времен, помогли республике оружием. Речь шла о следующем. Город Зара, долгое время зависимый от Венеции, счел для себя более выгодным перейти под власть венгерского короля, что и проделал, несмотря на все угрозы венецианцев. И вот, учтя сложившуюся ситуацию, Дандоло предложил крестоносцам ради отсрочки задолженности помочь республике овладеть непокорным городом.

Большая часть крестоносцев встретила это предложение с радостью: бароны и рыцари полагали, что расплачиваться кровью много выгоднее, чем деньгами. Однако нашлись и недовольные, возмущенные тем, что вместо войны с неверными им предлагают обратить оружие против своих же христиан. Их сомнения подкрепило послание папы, который категорически запретил нападать на город, принадлежавший венгерскому королю, принявшему Крест. Но властный Дандоло презрел все угрозы и упреки, заявив, что «...Крестовые походы организованы не для того, чтобы покровительствовать честолюбию королей и мятежных народов». Желая рассеять сомнения, дож заявил о своем согласии лично взять Крест и разделить все опасности и невзгоды христианского воинства. Венецианцы поддержали Дандоло, и многие из них также заявили о желании участвовать в походе. Авторитет папы был поколеблен, а участь Зары решена.

Никогда еще волны Адриатики не видели флота столь многочисленного и так прекрасно оснащенного; четыреста восемь судов вышли в море, а число ратников, на них сидящих, достигало сорока тысяч. Покорив Триест и некоторые другие города Истрии, свергнувшие власть Венеции, крестоносцы приблизились к Заре. Город этот, опоясанный крепкими стенами и окруженный морем, богатый и многолюдный, славился своими ремеслами и торговлей. Венгерский король прислал для его защиты войско, а жители дали клятву скорее погибнуть, чем сдаться венецианцам. Однако, быстро постигнув неравенство сил, они забыли о своей клятве и выслали парламентеров, попытавшихся договориться с дожем. Среди крестоносцев снова вспыхнули разногласия, и часть их, возглавляемая аббатом Серне и графом Монфорским, снова попыталась восстать против войны с христианским народом. Это подбодрило парламентеров Зары, но не принесло пользы городу, поскольку противная партия, более многочисленная, оказалась сильнее и приступила к осаде. Тщетно скованные ужасом горожане выставили на стенах крепости кресты; на пятый день осады, увидев, что нет спасения, они оказались вынужденными открыть ворота победителям, вытребовав для себя лишь жизнь и свободу, – все остальное было разрушено и разграблено, а богатую добычу поделили венецианцы и французы. Характерно, что при этом между победителями вспыхнула жестокая борьба, унесшая больше крови, нежели вся осада Зары, и лишь с большим трудом прекращенная стараниями вождей. Тогда-то и прибыло новое послание Иннокентия III, сыгравшее свою роль в установлении мира.